black__tiger - Зеркало иллюзий

На следующей строчке воображение споткнулось:

Наверное, морской царь. У маглов есть королева, у магов – министр магии, у морских обитателей – дядька царь. Не кальмар же, хоть и гигантский! А может, и кальмар… если, скажем, зачарованный. Принцев, как правило, превращают в лягушек; логично, что царей – в кого‑нибудь покрупнее…

Поверхность озера перед внутренним взором Снейпа взбурлила, и над ней поднялся кальмар. Гигантский – было сказано не для красного словца. По воде разбежались круги и выплеснулись на берег мощными длинными волнами. Снейп резво подобрал ноги – так ясно это ему увиделось. В кольчуге, с короной на голове, Царь–Кальмар выглядел на удивление естественно – куда естественней тритонов. По крайней мере, у него были ноги – чтобы выходить в свет; куда сподручнее, чем тритоньи хвосты. Двумя правыми ногами (или руками?) Кальмар держал двуручный меч.

Королевич – это же почти Принц! О! О!

Тритоны смылись обратно в озеро. Кальмар выбрался на берег, теряя по ходу лишние руки и ноги (но сохранив корону!), съеживаясь, уменьшаясь в размерах, и трансфигурировался в Поттера, похожего не на грозного царя, а на выловленную из воды мокрую курицу. Корона была ему великовата. “Не по чину! – злорадно констатировал “королевич”. – А ну, давай ее сюда! Мне больше пойдет!”

А что? Идея ему нравилась. А для реализации подошел бы Левикорпус. Полетаем, Поттер?.. И еще нравилось воображать себя могущественным колдуном. Хотя – почему воображать? Он и есть могущественный колдун! А какой из Поттера богатырь, мы еще увидим!

— Оборотень! – прокомментировал Снейп вслух и помрачнел, представив себе волчару–Люпина с записочками в пасти. От Поттера, естественно!

Снейп не имел понятия о том, кто такой Кащей, но титул и золото естественно связались с Малфоями. А Баба Яга у русских, наверное, просто волшебница. Нарцисса…

Снейп уже начал проникаться этим самым русским духом. Если у них там вся Русь такая же сказочная, как Хогвартс…

— Мед – это вроде сливочного пива, – объяснила Лили.

— Виски лучше, – заметил Снейп. – Под виски еще не то увидишь…

— Сев! – ужаснулась Лили. – Ты что, пробовал?

— Папаша пробовал, – буркнул себе под нос Снейп. Он очень надеялся, что у нее достанет ума не выяснять дальше. Врать ей он так и не научился.

Картинка, точно по волшебству, вылезла за пределы страницы, сливаясь с реальностью, и в этой реальности под странным деревом, которое выглядело как дуб, не будучи дубом, сидел Северус Снейп (он видел себя со стороны – так, будто стоял у себя за спиной и чуть сбоку) с книжкой на коленях, раскрытой на чистейших белых страницах…

В руке откуда‑то взялось перо и само собой вывело на открывшейся чистой странице: “У лукоморья дуб зелёный…”

…Лили захлопнула книжку.

— Сев. Завтра после экзамена пойдем на озеро?

В первые дни я умывался слезами. Слезы замерзали на щеках.

Дни захлебывались воспоминаниями, от которых воротило даже дементоров: разбитые, раскрошенные, разбросанные камни… и тела. Снова и снова. Так просто не должно было случиться! Мы так хорошо все продумали…

Ночи захлестывало виной. Если бы мы подумали чуть лучше!

Затем накатили сны.

Издевательские сны – что было бы, если?

Если бы не предал Питер…

Если бы мы ему не доверились…

Если бы я не предложил лучший план – как мне показалось… Идиотский, как оказалось, план!

Если бы я стал Хранителем сам, как и собирался…

Или – сам Джей.

В ночь Хэллоуина я потерял Джея в первый раз. Но не понял, что тот раз не будет последним. С тех пор я терял его каждый день и каждую ночь – с каждым украденным воспоминанием. А они наваливались лавиной и сыпались сквозь меня, как сквозь дырявое небо, как сквозь редкую листву октября, как сквозь решетку на окне моей камеры… Той щели, что именовалась окном – разве что в насмешку.

…Как велик соблазн разбить голову о стену камеры и покончить со всем разом!

Но в первые дни нет сил, а потом я привыкаю и понимаю: нельзя. Слишком легко. Слишком просто.

Наш директор… Он столько твердил о выборе! Какой выбор у меня здесь? Помнить? Не вспоминать?

Не вспоминать не получается. Но помнить…

Дементоры не дремлют!

Помнить – это каждый раз беспомощно смотреть, как тонкие пальцы, ледяные и почему‑то влажные, болезненно серые, костлявые и когтистые, похожие на птичьи лапы… пальцы лезут в душу! Я никогда не понимал, где у меня душа… Но пальцы находят ее – безошибочно. Маленьким я не понимал, как это – «вынуть душу». А вот так – этими самыми серыми пальцами, закогтив край. По частям – целиком у них все‑таки не получается. Потому что Бродяга во мне огрызается и вцепляется зубами во все, что может удержать, сохранить… пусть ненадолго. Он… нет, мы. Мы сражаемся за каждый кусочек. И уступаем. С боем. Но уступаем. И внутри растет пустота.

Темная пустота внутри – особенный азкабанский голод. Как и обычный, он грызет изнутри. Только, в отличие от обычного, его нельзя утолить ломтем зачерствевшего хлеба.

Теперь я вспоминаю историю магии вместо историй, в которые то и дело вляпывались Мародеры. Говорят, что бесполезных знаний не бывает. Подумать только, где привелось убедиться в этом – в Азкабане!

Наши с Джеймсом и Ремусом приключения вряд ли уступали приключениям всяких кентавров и гоблинов. Но гоблинам и кентаврам все равно, и про них книжки написаны, а Джея помню только я. И я никому его не отдам.

Однажды мне приснился хроноворот. Один раз. Мелькнул – так что я не сразу понял, что это такое. И не вспомнил наутро. И лишь вечером, когда низкий закатный луч мазнул противоположную стену…

О хроноворотах тоже рассказывал Биннс. На истории магии. Но когда мы слушали Биннса?

Он, кажется, говорил, что у этой игрушки фиговый диапазон действия. Но мне много и не надо!

Этот Хэллоуин – разве он был не вчера?

Двадцать четыре оборота!

Пожалуйста…

Я часто вижу во сне, как это будет. Как могло быть.